В обширной мемуарной литературе прошлых лет широко представлены гастрономические и кулинарные пристрастия её героев и авторов. И не удивительно, ведь пища является одним из наиболее значимых факторов существования жизни как таковой. Авторы, углубляясь в подробности описания пищевых продуктов, способов их приготовления и употребления, таким образом, характеризуют и описываемое время, и общественный слой к которому принадлежит автор мемуаров, и самого героя, придавая его фигуре дополнительные, порой весьма колоритные штрихи. Зарубежная литература подобного толка изобилует детальными и весьма красочными описаниями трапез её персонажей. Как правило, в этих описаниях присутствуют не только многочисленные названия блюд и напитков с иностранными красиво звучащими названиями, но и рецепты с подробными описаниями технологии их приготовления. Порой эти литературно-пищевые экскурсии настолько глубоки и развернуты по содержанию, что основная мысль повествования отходит на второй план. Складывается впечатление, что персонажи только и заняты тем, чтобы полнее набить свои желудки, а авторы стремятся вызвать у читателя обильную слюну и усиленное выделение желудочного сока. В произведениях Российских авторов описания процессов приготовления и приема пищи выражены несколько скромнее, но тоже весьма красочно. Достаточно вспомнить, например, незабвенного Гоголя. В советское время картины обильных застолий обычно приводились для того, чтобы ещё раз подчеркнуть паразитизм отрицательных персонажей и их оторванность от основной массы народа, строящего светлое будущее. Сошлюсь на Ильфа и Петрова с описанием обеда в богадельне предваряемого словами «чем Бог послал». И хотя устами их героя была произнесена известная фраза «Не делайте из еды культа!», но надо понимать иронию авторов, поскольку в стране «победившего социализма» положение с продовольствием всегда именовалось не иначе как «проблемой», до самого конца строя так и не решенной.
В Советский период подобные литературные упражнения могли вызвать не только гнев суровой цензуры, но и явственную неприязнь постоянно недоедавших читателей. Мало кто из авторов решался в этих условиях пускаться в подробные описания своих пищевых и кулинарных пристрастий. А жаль! Красочные детали гастрономических «шедевров», да еще изложенные хорошим русским языком многое смогли бы добавить к реальному отображению жизни и быта наших граждан того времени. Нежелание хранить в своей памяти тягостные воспоминания о лишениях, сопутствовавшие их молодости и стремление придать тому времени легкий розовый флёр лишают новое поколение россиян объективной картины советского времени. Трудно современному молодому человеку понять, как выглядели магазины с пустыми полками и длинными очередями (с ночи). Что представляли собой рядовые предприятия общественного питания и как выглядела типовая продукция «а ля общепит». Что такое «рыбный день-четверг». Сколько раз в месяц можно было по графику (утвержденному профкомом и парткомом) получить право на приобретение т.н. продовольственного набора состоящего из банки тушенки и банки болгарского зеленого горошка или сложной смеси под названием «ЛЕЧО» с нагрузкой в виде просроченного плавленого сырка «Дружба». И что такое «достать» к празднику пару апельсинов для детишек и многое, многое другое ныне позабытое. Да что там говорить о каком-то гастрономическом разнообразии, когда основой питания населения огромной страны был и до недавнего времени оставался обыкновенный хлеб. Люди старшего поколения прекрасно помнят вид и вкус батонов, появившихся много позднее прошедшей тяжелой Великой войны, когда послевоенная разруха была в основном преодолена, и мы стояли на пороге начала освоения космоса. Ведь не зря советское правительство, отчаявшись обеспечить народ гарантированным куском хлеба, бросило в кустанайские степи тысячи и тысячи «комсомольцев-целинников», а потом всё равно было вынуждено закупать зерно в Канаде.
Да простят меня любезные читатели за такой экскурс в наше недалёкое прошлое, но во избежание искаженного представления о быте обычной советской актерской семьи позволю себе приподнять завесу над картиной её повседневного существования. Оговорюсь сразу, что насущные вопросы питания в нашей семье худо-бедно решались, и описанная мною картина отражает, в какой то мере, ситуацию, присущую быту некоего «среднего», если можно так выразиться, класса. Многие, если не сказать большинство, жили и питались гораздо хуже. Я уж совсем воздержусь от комментариев по поводу того факта, что многие сотни тысяч (по некоторым источникам – миллионы) наших сограждан, попавшие под жернова ГУЛАГа вообще питались скудной пайкой хлебных суррогатов и овощной баланды, работая на износ в суровых краях.
Мой отец, Виктор Константинович Чекмарёв, как известно из его биографии, родился и провел молодые годы в Астрахани. Все традиции питания населения этого южного приволжского города обусловлены использованием даров, в изобилии предоставляемых природой этого благодатного края. Здесь были и овощи (помидоры, баклажаны…), бахчевые (арбузы, дыни…), всякие южные фрукты. Ну и, конечно же, самая разнообразная рыба от воблы до царя рыбного мира – осетра.
К рыбе у астраханцев отношение особое – уважительное, но разборчивое. Далеко не всякая рыба удостаивалась чести украсить стол коренного жителя города. В 1973 году, оказавшись впервые на родине отца, я узнал очень многое о рыбе и рыбных блюдах, традиционных для населения этого города. Выходя вечером с удочкой на берег Кутума, я успевал до темноты наловить довольно много окуней, плотвы, подлещиков. Вернувшись домой, я с удивлением и досадой узнавал, что наловил несерьёзной «кошачьей рыбы», и даже варить уху из неё не стоит. За настоящей рыбой мы с отцом ходили на набережную Волги, где были причалены большие лодки-прорези (такое местное название). Лодки имели в донной части множество щелей и поэтому были заполнены водой. Внутреннее пространство лодок было поделено на отсеки. В каждом отсеке плавала определённая порода рыбы. Можно было выбрать конкретный экземпляр, и продавец отлавливал его большим сачком. Купленная свежайшая рыба торжественно приносилась домой и служила основой и украшением обеда. Бабушка Александра Александровна угощала меня своими фирменными котлетами из судака, заливным из сома, жареными в сметане кусками сазана. Любая трапеза традиционно начиналась с большой миски крупно нарезанных помидоров с репчатым луком, политых подсолнечным маслом и обильно поперченных. Конечно же, не только этот своеобразный рыбный базар являлся источником рыбных продуктов на нашем столе. Будучи в Астрахани с отцом, я на раз ездил на рыбалку в дельту Волги. Рыбалка была всегда успешной. Особенно запомнилась ловля по утру больших судаков «на тельцо», т.е. на кусочки мелкой рыбёшки, и ловля жереха на спиннинг во время «боя». Незабываемо впечатление от поимки и вываживания трёхкилограммового жереха. На сей раз, бабушка Шура была благосклонна к нашей добыче, считая её достойной настоящих рыбаков.
Мне даже повезло участвовать в «тоне» т.е. ловле неводом с артелью промысловых рыбаков. Наряженный рабочий день закончился пиром всех участников на песчаном берегу Бузана вокруг огромного котла с тройной ухой, в которой варились большие куски случайно пойманного осетра. Наваристый бульон ухи напоминал клей, накрепко прихватывающий пальцы к краям миски. Завершением этой трапезы являлись три огромных арбуза, принесённые с соседней бахчи гигантом колхозником, принимавшим участие в «тоне».
Существенную добавку к рациону многих жителей Астрахани составляла дичь в виде разнообразных перелетных птиц, сезонно изобиловавших в камышовых зарослях волжской дельты. По этой причине отец и дед Константин Константинович, как и многие другие мужчины, с молодых лет пристрастились к охоте. Выходя на «раскаты» на катерке, они почти всегда возвращались с обильной добычей. Особую часть воспоминаний отца являлись охотничьи рассказы с непременным описанием трапезы у вечернего костра. Высшей похвалой повару из уст его была много раз слышанная мною фраза «О! Как вкусно! Это даже на охоте можно есть!»
Мама, Чекмарёва Нина Феликсовна, родилась совсем в другом (более суровом по климату) месте. Тоже приморский город Архангельск, тоже в дельте великой реки, Северной Двины, от названия которой так и веяло холодом. С овощами в тех краях всегда было напряженно, как впрочем, и с хлебопродуктами, но вот рыба всегда была в изобилии. В основном это были треска и пикша, ну и, конечно, селедка. Основой пищи населения Архангельска являлись картошка и капуста во всех её видах с постным маслом и рыба (свежая и соленая). Источником необходимейших на севере витаминов являлись дикорастущие ягоды: клюква, брусника и морошка, а так же грибы. Доставляемые из южных краев России другие продукты, конечно же, были дороги и далеко не всем доступны. Мама родилась и провела детство в семье весьма скромного достатка, да еще в то время, когда во всей нашей стране было голодно (20е-30е прошлого столетия). Отец умер рано, и её мама, Евдокия Васильевна, одна поднимала пятерых детей. Старший сын, Георгий, будучи, ещё мальчишкой, пошел работать на узел связи, чтобы помогать семье. С началом войны он был призван на фронт и исчез на всё это время. Моя мама, оставшись старшей, тоже пошла на работу при управлении экспедитором. Параллельно она серьёзно занималась спортом в обществе «Динамо». Спортсменов, а мама была чемпионкой края по нескольким видам спорта, общество подкармливало, выдавая талоны на питание. Все получаемые продукты мама несла домой и кормила сестёр, Любу и Веру, брата Мишу. Бабушкина пенсия была всего 23 рубля. Выручал огород и мамины командировочные, когда она ездила на соревнования. На всю дальнейшую её жизнь и, как следствие, на жизнь нашей семьи это обстоятельство наложило неустранимый отпечаток. Мама всю жизнь считала, что рядом находится голодный человек (муж, сын, внук, правнук, товарищ по работе, гость …) и первое, что необходимо, это накормить его. Все остальное не так важно и вторично. Она принципиально не воспринимала отказ от какого-либо предложенного блюда или продукта, приготовленного ею. Для неё это являлось признаком серьезного заболевания уклоняющегося. Тогда вступала в действие заложенная в неё в детстве жесткая программа спасения заболевшего, главной частью которой являлось опять же усиленное, по возможностям момента, питание.
