Отец умел и любил играть на гитаре и флейте. Под настроение играл в компании друзей и для сопровождения хорового пения на застольях. Помню, как они с Михаилом Ершовым (режиссером фильма «РОДНАЯ КРОВЬ») играли. Ершов играл на трофейном аккордеоне, отец – на гитаре. Получалось почти профессионально.
Отец любил классическую музыку. У нас еще в Благовещенске появился патефон и довольно большое количество пластинок. Благодаря этому допотопному механическому устройству наша семья и соседи имели возможность приобщиться к оперной и концертной классике того времени. Наиболее любимыми пластинками отца были народные кавказские песни «Хазбулат удалой», «Сулико», опера «Русалка», несколько пластинок Шаляпина, пластинка с песнями и романсами Вертинского и многие другие. Музыкальный слух у него был развит с детства, он никогда не фальшивил и, слушая других, деликатно подправлял.
Отец часто напевал песни, романсы или арии, подыгрывая себе на гитаре. Это свидетельствовало о том, что у него хорошее настроение. Домашнее пение не только в застольной кампании, но и при выполнении какой либо работы по дому, помогало ему поддерживать в нужном тонусе голосовые связки, что в тогдашнем театре было жизненно необходимо. Выступая на случайных сценических площадках, а порой и под открытым небом, актер должен был проявлять все возможности своего голоса, чтобы зрители услышали и поняли сказанное со сцены. Микрофонов и усилителей для актеров в театре не было. Приходилось рассчитывать только на свои силы.
Помню уже в Перми, когда к отцу приходили молодые участники студенческой самодеятельности (что-то наподобие народного театра), он объяснял им важность постановки и тренировки сценической речи. При этом он говорил и демонстрировал приемы работы. Например, как сказать шепотом так, чтобы на галерке было слышно и разборчиво (надо сказать – это не простая задача).
Но о музыке.
Мама со своими приятельницами по театру тоже иногда, собираясь по каким – нибудь домашним делам (например, лепка пельменей после удачной охоты мужей или за вышиванием), пели разные русские и советские песни, иногда частушки. Особенно эти спевки сопутствовали подготовке музыкальных спектаклей в театре. Так было, когда готовили постановку о деревенской жизни «Поддубенские частушки». Получалось что-то вроде репетиции на дому. Отец принимал участие в этих хоровых пениях, исполняя по ходу дела, мужские партии. Получалось весьма недурно. Соседи приходили послушать.
В мужском варианте подобные спевки-репетиции тоже имели место, но уже в другой обстановке, например, у рыбацкого костра. Репертуар тут был другой: «Вечерний звон», «Из страны страны далекой…», «Хазбулат удалой» и прочее подобное. Отец любил волжские песни и исполнял их по несколько подряд, так как не все знали старые напевы, а он помнил.
На пианино он тоже умел играть, но не бегло, по-любительски. Этому мешала травма руки, полученная в детстве. Тем не менее, в фильме «Дело Румянцева» в сцене обыска он играл романс сам.
Флейта (точнее флуер - народный инструмент в западной Украине и Молдавии) появился у нас после съемок на кишиневской киностудии. Отец иногда наигрывал на нем мелодии гуцульских песен. Помню, как старательно он пытался исполнять одну из мелодий балета «Щелкунчик». Получалось весьма близко к оригиналу. Не хватало только оркестра.
Очень жаль, что в те времена не было магнитофонов, и эти уникальные в своем роде номера не сохранились.
Интересен факт появления у нас патефона. В те времена (после войны) товары такого рода приобрести было невозможно. Так вот, незадолго до появления на сцене Благовещенского театра спектакля «Кремлевские куранты» из Москвы приезжала комиссия управления культуры, которая проверяла, насколько коллектив театра готов к постановке такой ответственной пьесы. Проверяли всё: и декорации, и реквизит, и персонал (нет ли врагов народа), ну и, в первую голову – актеров, предназначенных для исполнения ролей ответственных персон. Подходит ли по типажу и комплекции. Насколько достоверен грим и костюм (в том смысле, соответствует ли он каноническому представлению изображаемого важного лица). Ну и, конечно же, речь. Для Ленина – традиционная легкая картавость, тембр и темп речи. Для Сталина – грузинский акцент, опять же, тембр и нарочитая медлительность, придающая особую важность каждому произнесенному слову.
К актеру, исполняющему роль Сталина, требования были самые высокие.
Отец играл роль Сталина. Грим минимальный и очень достоверный (гримировался он сам). Движения и жесты отточены до автоматизма (как свои собственные). Даже рука с ограниченной подвижностью (детская травма) та же, что у вождя.
Но вот с речью получалось сложнее. Не то чтобы актерского мастерства не хватало, а требования были очень жесткими. Важные лица московской комиссии требовали от исполнителя роли абсолютной достоверности. Они имели счастье слышать Сталина лично и очень этим гордились и бравировали. По требованию гостей, местное партийное руководство вручило отцу патефон и комплект пластинок с речами Ленина и Сталина.
Как было сказано, для лучшего углубления актера в исполнение ответственного образа дорогого Вождя! Роль получилась. Спектакль удался, можно сказать, с триумфом.
А патефон так и остался у нас, тем более что уже готовился еще один спектакль – «Незабываемый 1919 год», в котором роль Сталина вообще главная. Попробовали бы они отобрать у актера, который уже почти что Вождь, важный инструмент вхождения в образ.
А вдруг он из-за этого расстроится и выйдет из образа? А вдруг это произойдет накануне праздника. По головке не погладят, да еще упекут куда-нибудь подальше! Казалось бы, ну уж куда дальше Дальнего востока? Но ведь был еще Магадан, Колыма, Камчатка, да и вообще 37-я статья без права переписки. Так что партийное руководство решило судьбу не испытывать и махнуло рукой на дефицитный казенный инвентарь. Да еще и другие пластинки подарило: музыка, песни, оперные арии, сцены из классических спектаклей в исполнении мэтров театра. Все это проверенное, идеологически выдержанное и одобренное высшими инстанциями. Правда, пластинку с песнями не одобряемого властями Вертинского отец тайком привез из своей поездки в Москву. Она была выполнена «на костях», т.е. на рентгеновской пленке и куплена на московской барахолке.
Отец ею очень дорожил и не часто можно было услышать «В бананово-лимонном Сингапуре в бурю…»
Ну и хорошо. В конце концов, отец своим трудом заработал этот подарок. Он получил возможность когда захочет слушать любимую музыку и песни.
Патефона давно уже нет, но красный футляр-коробка, оклеенный сафьяном, с несколькими, чудом сохранившимися в переездах пластинками с речами вождей, до сих пор хранится дома. Их и послушать-то невозможно, но выбросить рука не поднимается. Почти религиозное чувство.
Мне тоже повезло, я, школьник, через этот не очень сложный механизм приобщился к технике. Пружина лопалась, отец сам разбирал и чинил (он все умел), а я наблюдал и усваивал. Эти первые уроки механики и слесарного дела в последствии ой как пригодились в дальнейшей жизни.
