Унывать было некогда, и мы снова начали налаживать жизнь на новом месте.
До моей школы отсюда было подальше, но в ту сторону ходил троллейбус, и часть дороги, две остановки, можно было прокатиться. Освоение городского транспорта для меня стало новым интересным процессом. Раньше до этого момента я в любое место мог добраться пешком. Тем более троллейбус, это же так необычно. Я всегда стоял около кабины водителя и с огромным интересом и вниманием наблюдал за его действиями. Иногда даже возникала шальная мысль, а не стать ли водителем троллейбуса.
Повторять судьбу родителей желания не было в принципе. Я слишком хорошо знал театр, так сказать, изнутри. Нет, интерес к сценическому действию и желание при определённых обстоятельствах лицедействовать были. Я совершенно свободно мог на уроке по родной речи прочесть какой-нибудь классический рассказ или стихотворение «по ролям» и с должным выражением, интонацией и, если надо, жестикуляцией. Получалось неплохо, так как учительница часто пользовалась этим, вызывая меня к доске.
На профессиональное театральное действо я обычно взирал отстранённо и критически. Насмотревшись с детства многочисленных постановок и классики, и откровенно конъюнктурных спектаклей с различными составами исполнителей, я уже мог по-своему оценивать их достоинства: драматургию, работу режиссёра, игру актёров и качество художественного оформления сцены (декорации, реквизит, постановку света). Естественно, эти мои оценки носили ярко выраженный оттенок самоуверенного дилетанта и не претендовали на профессионализм.
В Свердловском драматическом театре, который я посетил для ознакомления с новым местом работы родителей, мне понравилось. В отличие от скромного по размерам и возможностям Благовещенского театра, этот был солидный, с некой претензией на академизм. Но персонал и актеры были преисполнены какой-то важности. Здесь не чувствовалось той почти семейной атмосферы закулисья, к которой я привык в детские годы. Да и я сам уже был не тот ребенок, который вызывал тёплые чувства у любого встречного. Там большинство из работников театра знали меня (и всех других театральных детей) с пелёнок и всегда были рады моему появлению за кулисами и в гримировочных. Любой находил для ребёнка тёплое слово, какое-нибудь лакомство или добродушную шутку. Находясь же за сценой Свердловского театра, я постоянно ощущал на себе настороженные и вопрошающие взгляды сотрудников и актёров, чувствуя нежелательность моего появления в «святая святых».
Даже вопросы уже знакомых и более доброжелательных людей в основном касались моей худой комплекции. Да! Фигурку мою в то время невозможно было назвать упитанной даже из вежливости. По этой причине я избегал визитов в театр, а тем более за кулисы.
Я стеснялся своей худобы, но толстеть мне было не с чего ни раньше, ни теперь.
Смотря представление из зала (обычно это была специальная ложа для своих), я не привлекал внимания окружающих. Меня это инкогнито вполне устраивало.
Наиболее запомнившимся спектаклем была героическая (по тогдашней терминологии) пьеса «Сильные духом». Кроме самого сюжета (о борцах сопротивления в годы войны) мне понравилась и потому запомнилась необычная сценография. В этом спектакле была применена трансформация декораций в ходе действия, многоплановость пространства сцены (почти кинематографическая) и умелое использование световых и звуковых эффектов. При всей явной конъюнктурности пьесы, спектакль получился хороший. Отец исполнял в нём роль немецкого офицера. Исполнял хорошо, немец был очень противный, и это мне очень не понравилось. До этого момента я видел папу только в положительных ролях (Константин Заслонов, Вершинин, Иван Грозный, Сталин, наконец) и привык к этому.
Позднее отец, видя мою реакцию, объяснил мне, что играть роль отрицательного персонажа для актёра даже интереснее, так как есть больший простор для творческой импровизации. И рискует актёр гораздо меньше, представляя врага или злодея в более неприглядном свете. Я ему верил, но всё равно было обидно.
Ещё одним несомненным достоинством нового места работы моих родителей был буфет в фойе театра. В нём продавались необыкновенно вкусные вещи, которые невозможно было купить в магазинах города. Разнообразные шоколадные конфеты (и даже в больших коробках), большие и красиво оформленные плитки шоколада, очень красивые и, наверное, вкусные пирожные самых необычных видов, мороженое, которое не было расфасовано, а накладывалось в хрустящие стаканчики прямо на глазах покупателя и всевозможные напитки от прохладительных до алкогольных.
На выделенный мне родителями рубль можно было купить целую бутылку лимонада «СИТРО» или «Крем сода» и ещё шоколадную конфету в красивой обертке с картинкой или небольшую упаковку печенья под названием «Вафли с начинкой». Так что общение с искусством приятно дополнялось ожиданием лакомства в антракте. Вафли приятно хрустели на зубах, и в мягкой начинке конфеты попадались тоже хрустящие кусочки. Бутылка «СИТРО», выпитая наспех за столиком буфета, ещё долго откликалась периодическим пощипыванием в носу. Всё это было необычно празднично и приятно.
Как бы то ни было, и в «Центральной» гостинице мы обжились и привыкли. Правда, по вечерам вместо негромкой приятной музыки снизу из ресторана до нас доносились пьяные вопли и пение командированных из соседних номеров. Стены здесь были потоньше, шум, разговоры и хождение по коридорам доносились явственней и мешали заснуть. Утром в общем туалете была очередь и толчея около умывальников.
Вопросы питания несколько усложнились. Ближайшая столовая с приемлемой кухней была расположена подальше. Ходила за обедом мама, так как я с утра убегал в школу. Обед в столовой ещё не готовили. Зато после школы мне не надо было торопиться, чтобы успеть взять судки и сбегать в столовую. Меня ждали готовые завёрнутые в газету и одеяло кастрюльки и записка с подробноё инструкцией что и как. Оставалось немного подогреть на плитке и поесть. Каждый раз мама напоминала, как выключить, остудить и спрятать плитку. Я и сам уже понимал несложные правила этой гостиничной конспирации и действовал автоматически.
Важно было, чтобы двери в номер во время этих манипуляций были закрыты на ключ изнутри. И случайное появление кого-либо из персонала гостиницы стопроцентно исключалось. Могли оштрафовать и даже выселить. Я (ученик третьего класса) это всё прекрасно понимал и соблюдал. В реальном столкновении с бытом того времени я рано повзрослел, это была участь почти всех детей военного и послевоенного времени.
Небольшое, дополнительное, свободное время после уроков я использовал весьма своеобразно. По пути из школы в «Центральную» я обнаружил два интересных магазина: книжный и магазин «Учколлектор» (за этим странным названием скрывался магазин наглядных пособий и принадлежностей для обучения в школе). В первые посещения книжного магазина я подолгу разглядывал полки и прилавки с книгами, выискивая что-нибудь способное меня заинтересовать. Из того, что было, я листал в основном учебники более старших классов по истории (древних веков), географии (краеведению) и технике (физике и механике). Покупать эти книги я не мог, но картинки разглядывал с интересом, подолгу стоя у прилавка и вызывая плохо скрываемое недовольство продавцов. Надо сказать, очень скоро я понял, что новые интересные для меня книги появляются редко и в дальнейшем посещал этот магазин реже. Заходя, сразу обращал внимание на новые поступления и листал только книги, заинтересовавшие меня. В «Учколлектор» я заходил обязательно. Выставленные там товары были интересны сами по себе. Они были в большом количестве выставлены в огромных до потолка шкафах-витринах со стеклянными дверями. Каждый из экспонатов содержал небольшую табличку, в которой кроме цены было разъяснение, для чего предназначено то или иное наглядное пособие. Магазин торговал по заявкам школ. Посетителей в нём никогда не было много. Моё появление в нём привлекало внимание продавцов и вызывало их настороженность. За моими действиями и перемещениями по залам исподволь наблюдали, но не препятствовали. Однажды ко мне подошел единственный из персонала мужчина-товаровед и спросил, почему я так часто захожу и что меня тут интересует. Видя его доброе ко мне расположение, я честно сказал, что интересует почти всё, но больше всего механические и электрические пособия по физике, а также большие географические карты и плакаты, развешанные на специальных вешалках в середине торговых залов. Если быть совсем откровенным, то была ещё одна существенная причина, о которой я умолчал. Уже наступила суровая уральская зима. Обычной для тех мест температурой были 20-25 градусов ниже нуля. В некоторые из дней было холоднее и я за один проход не мог добраться до дома. Моя дальневосточная одежда и обувь были легковаты для такого климата. Утром я выходил из тёплой гостиницы и быстро добирался до школы, не замерзая. Но после нахождения неподвижно 4-5 часов в прохладном школьном классе и при лёгком подкреплении пищей на большой переменке, запас моей теплоустойчивости резко убывал. По этой же причине я не ожидал нерегулярно ходивший троллейбус. Я бы просто околел на остановке. Поэтому я шел очень быстро до «Учколлектора», где было довольно тепло. Подолгу разглядывая выставленные пособия, я откровенно грелся и потом уже спокойно добирался до гостиницы. Догадывался или нет персонал магазина об этой моей проблеме (наверное, догадывался), но я очень благодарен им за гостеприимство. Особенно я благодарен мужчине, который, видя мой неподдельный интерес, по собственной инициативе иногда приводил в действие тот или иной механизм и даже позволял сделать это самому. Попутно он давал дополнительные пояснения по принципам их работы. Особенно запомнился случай, когда мне было разрешено покрутить ручку электрофорной машины до появления длинных и ярких голубых молний между блестящими шариками. Благодаря этим кратким, но регулярным урокам, я получил много знаний, до которых по школьным программам мне было ещё расти и расти. Дополнительно у меня пробудился постоянно растущий интерес к биологии и всему что связано с человеком. Во втором зале, в который я поначалу не заходил, были выставлены всякие биологические и ботанические экспонаты. Вход в этот зал «охранял» стоящий на подставке скелет человека, которого я по малости лет побаивался. Позднее, когда я освоился и привык, мне уже было не страшно. Проходя мимо скелета, я незаметно трогал его за косточки кисти руки, как бы здороваясь. Скелет от прикосновения слегка подрагивал и нижняя челюсть, подвешенная на пружинках, приходила в движение. Создавалось впечатление, что скелет говорит со мной. Для себя я решил, что он так приветствует меня и разрешает пройти на его территорию.
Бродя по этому залу, я переходил от шкафов с чучелами птиц и мелких животных к шкафам с насекомыми в застеклённых коробках, заспиртованными рыбами и другими морскими тварями в разных банках. Некоторых я уже знал по жизни на Дальнем Востоке, а других видел впервые. Подолгу стоял я около макетов (не знаю, как назвать) частей человеческого организма. Вот голова с разрезом (чтобы было видно, что внутри), вот большой глаз на подставке, а вот почти всё тело с видимыми внутренностями. Женщина, работающая товароведом в этом зале, иногда подходила и спрашивала, что меня так заинтересовало. Мы беседовали, и я, показывая знакомые мне экспонаты, рассказывал, где и при каких обстоятельствах я видел то или иное существо живьём. По экспонатам, которые были мне не знакомы, она давала хорошие, профессиональные пояснения. Я был весьма польщён этим вниманием взрослого человека и впитывал информацию как губка. Эффективность этих, с позволения сказать, уроков была гораздо выше, чем в скучной школе. Каждый раз я узнавал и усваивал что-то новое.
Однажды мы зашли в этот магазин вместе с отцом. Его не меньше меня заинтересовали экспонаты. Он долго беседовал о чём-то с мужчиной продавцом, и когда мы уходили, в его руках оказался какой-то свёрток. Когда мы вернулись «домой» в гостиницу, оказалось, что в свёртке находилась коробка с учебным конструктором по электромеханике, который он приобрёл для меня по совету товароведа. Счастью моему не было предела. Я с головой ушел в изучение его содержимого и приступил к домашним экспериментам по электричеству. К коробке прилагалась книжечка подробной инструкции. С помощью отца, который с большим интересом и энтузиазмом присоединился ко мне, я собирал электромагнит, потом звонок, потом моторчик (который тут же закрутился). В конце концов, мы собрали даже телефон. И потом разговаривали по длинному проводу, выходя в коридор. Мама смотрела на наши занятия, как на игру детей, но не осуждала и не препятствовала. Конец этим опытам обычно приходил естественным путем, так как кончался заряд батарейки. Купить её в то время можно было далеко не всегда и только лишь оказавшись в магазине в тот момент, когда их «выбрасывали». Тут я в полной мере осознал истинное значение этого чисто советского слова. Покупать батарейки впрок было недёшево и бессмысленно, так как они быстро приходили в негодность при хранении.
Так я, третьеклассник, познакомился и подружился с электричеством. Как в последствии стало ясно, что на всю оставшуюся жизнь.
Время шло. Мы уже несколько раз переезжали с места на место и стали как-то привыкать к этому неудобству. Незаметно подошел новый 1954 год. Город был засыпан снегом и украшен многочисленными ёлками. В новогодние каникулы у родителей была горячая пора. Все артисты театра вместе, группами и в одиночку, участвовали в проведении праздников для детей и взрослых по предприятиям и детским учреждениям города, а также в городах и посёлках области. Отца и маму в эти дни я видел не часто даже по ночам из-за выездных спектаклей.
Мне достался билет на новогодний праздник во Дворце пионеров. То, что я там увидел, заслуживает долее детального описания.
Школьники небольшими группами, в соответствии со своими возрастами, сопровождаемые взрослыми, приходили в назначенное на билетах время к главному парадному входу дворца. Там их встречали сказочные скоморохи и уводили внутрь. Сопровождающие оставались на улице и на три часа были свободны.
За высокими дубовыми дверями дворца прямо с красочно оформленного гардероба начиналась сказка. После того, как вся группа разделась, привела себя в праздничный вид и настроение, перед ней распахивались двери первого зала.
Оформление этого зала создавало полную иллюзию дремучего леса. Входящих радостно встречает натуральный леший и с прибаутками ведёт к большому пню посреди зала. Он залезает на эту лесную трибуну и обращается к детям с вопросом: «Кого из сказочных обитателей леса вы знаете?» Сыплются ответы: русалки, водяные, лесовики, чертята…
Леший доволен и награждает активных крупными и красными, как лесные ягоды, карамельками из корзинки. Когда называют русалку, то в тёмном углу зала медленно появляется свет, и его луче видна сидящая на сломанном дереве названная нечисть.
Слышен громкий крик «УХ! УХ! УУХ!!». «Кто это кричит?» - спрашивает леший.
«Филин!!» - хором кричат дети. В другом углу сперва появляются большие светящиеся глаза, потом свет фонаря выхватывает из темноты сидящего на ветке огромного филина.
Так продолжается некоторое время пока кто-то из детей не говорит дрожащим громким шепотом: «Баба Яга!!» Леший радостно бьёт себя по лбу: «Как это я забыл про свою подругу Ягу? Идёмте к ней в гости. Она, наверное, скучает без вас!» и, соскакивая с пня, бежит к следующей двери, закрытой занавесками, имитирующими густую листву.
Распахивает дверь и приглашает в следующий зал. Там уже другие декорации, изображающие осенний лес. Навстречу из-за дерева выходит, опираясь на клюку, сгорбленная старая Баба Яга. Ребята в нерешительности останавливаются у входа. Но Яга какая-то не очень уж страшная и, к тому же, улыбается и говорит довольно ласковым, хотя и хрипловатым скрипучим голосом.
Она обращается к пришедшим детям с просьбой о помощи:
«Старая я стала, соображаю плохо и память никуда не годится, есть хочу, а чтобы поесть, надо попросить волшебную печку приготовить пирожки. Просить то я прошу, а печка просто так не печёт. Надо отгадать её загадки. Эти-то загадки я не могу отгадать. Помогите мне, и тогда она угостит нас всех».
В зале стоит большая сказочная русская печка. Передняя часть её очень напоминает широко улыбающееся лицо. Ртом этого лица является большой сводчатый под закрытый заслонкой. Печка как будто даже тёплая, от неё исходят соблазнительные запахи сдобных печёностей. Яга ковыляет к печке, и все за ней, однако, на некотором расстоянии из опаски (Яга всё-таки). Подойдя, все дети трижды просят печку накормить пирожками. Баба Яга тоже просит и при этом дирижирует хором с помощью клюки.
Печка откликается низким потусторонним голосом и просит отгадать её загадки. Загадки не очень сложные, но надо подумать. Наконец, совместными усилиями все ответы найдены, заслонка открывается, и Баба Яга проворно достаёт из печи горячий противень с пирожками, картофельными ватрушками-шаньгами и небольшими булочками с изюмом. Обходя детей, она предлагает взять, что захочешь. Никто не был обижен. Последний пирожок Баба Яга взяла сама. Мне досталась шаньга. Она оказалась горячей и очень вкусной. Как я потом узнал, что этот вариант выпечки является традиционным для Урала. Мы расселись на лежащих брёвнах и ели горячие пирожки, шаньги и булочки с огромным аппетитом. Съев свой пирожок, Яга поблагодарила нас за помощь и пригласила ещё приходить в лес, не боясь никого. Потом мы все хором поблагодарили печку. И, ещё более подобревшая, Баба Яга проводила нас в следующий зал.
