Отец всё время мечтал показать нам с мамой свои родные места. Показать любимую красавицу Волгу. На какой бы реке мы не оказывались, будь то Амур, Ангара, Нева или Кама он, выходя на берег и оглядевшись по сторонам, задумчиво и мечтательно произносил – «Нет! Это не Волга! Волга гораздо красивее!» Под влиянием этих высказываний отца, у нас в головах рождались картины одна красочнее другой. Волга выглядела в этих фантазиях чем-то вроде места обетованного, где всё как в сказке. Летом 1956 года, когда мы уже жили на Каме, эти многолетние мечты обрели возможность воплощения. У мамы начался отпуск. Нам представилась возможность совершить поездку на пароходе до Астрахани и обратно. До этого наша семья если и перемещалась по стране на большие расстояния, то только с сугубо деловыми целями или меняя место проживания. На этот раз, впервые, поездка носила исключительно познавательный характер.
Туристских пароходов в те времена ещё не было, но по Каме и Волге ходили пароходы регулярных пассажирских рейсов. Каждый, кто хотел отдохнуть на пароходе и увидеть новые города, брал билет и плыл, куда хотел, сам выбирая маршрут. На отпускные деньги были куплены два билета до Астрахани и обратно. На это были истрачены практически все финансовые резервы семьи. Плыть предстояло только нам с мамой. Отец уже плотно был занят на съёмках и вынужден был подолгу отсутствовать. Без отца, без его рассказов о Волге, без его опыта и надёжной поддержки, эта поездка представлялась нам не такой заманчивой. Мама впервые должна была так долго плыть на пароходе, да и мой опыт плавания до пионерского лагеря, здесь можно было не принимать во внимание.
Следуя своему давно заведённому принципу, отец снабдил нас книгой, которая должна была помочь нам, в его отсутствии, получить необходимую информацию по маршруту. Эту, небольшого формата, но толстую книгу, подарила ему сестра Мария Константиновна в прошлом году. На её обложке крупными буквами было выведено любимое ими слово «ВОЛГА». Путеводитель «ВОЛГА» содержал всё необходимое для путешествующего по великой русской реке и её притокам. Он стал нашей настольной книгой на всё время поездки и очень помог в изучении Поволжья.
В поездке на пароходах того времени вопросы питания и экскурсий каждый решал индивидуально. На кротких поездках пассажиры запасались продуктами на всё время плавания. Нам же предстояло пробыть в плавании почти две недели. Готовить пищу в каюте, как в номере гостиницы, было невозможно. На борту имелся ресторан. Одно это слово приводило маму в ужас. Она хорошо помнила, что такое рестораны в поездах. Это невкусно и очень дорого. От отпускных средств у нас оставалось всего 16 рублей на двоих. Это, опять же, к вопросу о беззаботной и роскошной жизни работников искусства в СССР. Чтобы уважаемый читатель понял ситуацию, могу пояснить, что батон белого хлеба стоил тогда 22 копейки, а на школьный завтрак в буфете мне выдавался 1рубль (столько же стоил билет в кино). Получалось, что без корабельного ресторана нам не прожить, так что для питания в поездке деньги пришлось занимать. Мамина знакомая пообещала приготовить необходимую сумму и привезти её на речной вокзал к отплытию парохода.
Отплытие
Утром в день отправки мы встретились с ней на вокзале. В суматохе и нервной обстановке прощания ни мама, ни её знакомая, не вспомнили о своей договорённости. Лишь когда пароход «РАДИЩЕВ», дав прощальный гудок, отчалил мама, увидев в руках подруги на причале сумочку, вспомнила о деньгах и поняла, в какое сложное положение мы попали. Ситуация осложнилась ещё и тем, что наша (по билетам) каюта оказалась уже занята. По ошибке были проданы два комплекта билетов, а наши конкуренты оказались расторопнее. Тут мама совсем расстроилась. Её заплаканное лицо привлекло внимание третьего помощника капитана, который проходил мимо. Он мимоходом заметил, что не стоит так печалиться при расставании. Мол, не навсегда же прощаетесь, жизнь длинная и может быть, ещё встретитесь. «Вам хорошо шутить, а нам жить негде. Наша каюта занята» - успела сказать мама. Мужчина сразу развернулся и на глазах преобразился в ответственное должностное лицо – Помощника Капитана. Он энергично взялся за наше устройство и, спустя какое-то время, мы уже сидели в одноместной каюте первого класса, нашем будущем месте обитания. Перспективу пересесть на следующий рейс мама отвергла сразу. Время отпуска уже шло и, к тому же, у нас не было средств, чтобы ожидать где-то другой пароход. Об этой первой и главной причине своего уныния, она скромно умолчала. Хотя, компенсация разницы в цене кают, могла бы дать нам надежду на сытое существование. Стюардесса принесла раскладушку и постель для меня, всё устроилось неплохо. Дома, я тоже спал на раскладушке, мне это было привычно. Правда, в одноместной каюте было тесновато, но всё равно не так, как мы жили в купе вагона, здесь даже был умывальник. Когда волнения улеглись, почему-то захотелось есть. Так всегда бывает, когда куда-то едешь. По этой причине на столиках купе вагонов, через полчаса после отправки, появляется еда. Обычно перед дорогой мама пекла плюшки, чтобы было с чем попить чаю. Плюшек оказалось двадцать. Ещё было три бутерброда, чай и сахар кусочками. Вот собственно и всё что мы взяли в дорогу. Не густо на две недели.
Для того чтобы лучше думалось, а подумать было о чём, я сходил за кипятком и мы попили чаю. Мама немного успокоилась и мы с ней обсудили сложившуюся ситуацию. Решили так: плывём и будь, что будет! Из ближайшего населённого пункта дадим телеграмму папе и попросим прислать денег в какой-нибудь город по ходу следования (до востребования). А пока переходим на режим строгой экономии и растягиваем использование имеющихся средств и продуктов, насколько это будет возможно.
Возможно от перенесённых волнений от необычности обстановки и неопределённой перспективы у мамы началась самая настоящая морская болезнь. Пароход был большой, река спокойная, но мама всё время говорила, что её укачивает. Она лежала на диване и, по её внешнему виду, было ясно, что ей плохо. У неё болела и кружилась голова. К этому времени я уже прочитал много разных книг о морских путешествиях и знал, что морская болезнь чаще всего возникает, когда человек её ждёт и боится. Одним из средств против этого недуга является сытное питание. Но именно такого лекарства «в нашей аптечке» не было. Я выводил маму на палубу, рассчитывая на помощь бодрящего речного ветерка. Но, постояв у ограждения и посмотрев на бегущую воду, мама ещё больше «зеленела» и уходила в каюту на диван. Заходившая в нашу каюту для уборки стюардесса жалела её и советовала поесть поплотнее. Она не знала нашей ситуации с питанием и её хорошие сочувственные слова звучали для нас издевательски.
Пока происходили все эти события, наш пароход шлёпал своими колёсами по воде и бодро бежал вниз по течению Камы. Уже далеко позади остался наш город. Проплыли мимо знакомые мне по пионерскому лагерю берега, где я помогал вытащить застрявшую машину из песчаного плена. Остались за поворотом Краснокамск и Усть-Качка. Наше путешествие началось. Большой пассажирский пароход идёт уверенно и спокойно, обгоняя по пути буксиры с баржами и плотами. Он легко расходится со встречным флотом, так как ему все уступают дорогу. Часто и равномерно шлёпают по воде плицы гребных колёс. След за кормой колёсного парохода очень отличается от следа оставляемого винтовым судном. Нет пенистого буруна и только большие попутные волны идут за нашей кормой. Слегка подрагивает палуба под ногами. Клубится и вьётся за нами дым из невысокой трубы. На трубе нанесена широкая голубая полоса с буквами В.О.Р.П. такие же буквы на треугольном флажке, трепещущем на носу парохода. От этих букв означающих ВОЛЖСКОЕ Объединенное Речное Пароходство исходит ощущение предвкушения будущих чудес.
Пока мама постепенно приходила в себя, я обошел весь пароход и, как следует, осмотрел его. На это ушло немало времени, но и польза была существенная. Первым делом я зашел в корабельный ресторан нашего первого класса. Он был расположен в кормовом конце коридора нашей верхней палубы. Хорошо. Чисто. Красиво. Есть небольшая буфетная стойка, за которой женщина в белом переднике и наколке торгует всякими мелочами и напитками. Около неё в рамочке листочек с меню. Я полюбопытствовал, что там. Да дороговато! Но не очень, если не есть стерляжью уху. Остальное, как в поезде, даже немного дешевле. Раза два мы с мамой могли бы пообедать. Но плыть нам ещё далеко и долго. Этот ресторан точно не для нас. Я спросил у буфетчицы, нет ли ещё другого места питания на пароходе? «Конечно, есть» - ответила она. «Во втором классе и даже в трюме в третьем и четвёртом классе». Я взял это на заметку и продолжил свою экскурсию.
В противоположном носовом конце, застеленного ковровой дорожкой, коридора верхней палубы был большой и красивый салон. Мягкая мебель кресла и диваны. Столики с газетами и журналами шахматы шашки. В салоне был даже большой белый концертный рояль. На полу красивые мягкие ковры. Большие окна с красивыми занавесками. Из салона два выхода направо и налево на прогулочную палубу. Мне всё это понравилось и я решил привести сюда маму, чтобы отвлечь её от грустных мыслей.
Я обошел корабль вокруг по прогулочной галерее. Немного задержался на носу и подышал упругим встречным речным ветром. Пожалуй, это самое интересное место на пароходе. Навстречу бежит лента реки и разбивается брызгами о нос судна. Работу машины и шлепанье колёс почти не слышно. Полное ощущение полёта над водой. Можно представить себя капитаном на мостике. По берегам реки густые леса. Вдалеке какой-то большой город. Наверное, будет остановка. Надо предупредить маму о возможности послать телеграмму.
Сарапул
Городом, где сделал остановку наш пароход, оказался Сарапул. Стояли два часа, и мы с мамой побродили по прибрежному району в поисках почты. Дали папе в Ленинград паническую телеграмму и полюбовались красивыми деревянными домами и домиками, украшенными декоративными резными элементами: ставнями, наличниками, карнизами.
Когда мы вернулись на пароход, то в нашем коридоре застали знакомую картину. Высокий солидный мужчина возмущённо выговаривал помощнику капитана свои претензии по поводу занятой кем-то каюты. Опять на одну каюту продали два комплекта билетов. Его семья – мама и девочка, стояли рядом. Мама, похоже, плакала. Моя мама, как уже более опытная, посочувствовала ей и они разговорились. Чтобы не стоять в коридоре, мама предложила зайти в нашу каюту, пока всё уладится. Они мама и женщина занесли вещи к нам и сели на диван. А я предложил девочке, которую звали Наташа (опять Наташа! это какой-то рок!) показать пароход. Наше судно уже отчалило и двигалось дальше. Мы обошли верхнюю палубу, заглянули в салон, постояли на носу. Ветерок был уже прохладный вечерний. Берега местами начал закрывать туман, а на реке зажглись огни бакенов. Наш пароход был ярко освещён. На палубе играла музыка из репродуктора. По галерее прохаживались пассажиры. Некоторые сидели в деревянных креслах с тряпочными сидениями – шезлонгах.
Слегка продрогнув, мы спустились на главную палубу и заглянули в нижний салон. В салоне главной палубы всё было, почти так же, как наверху, только менее красиво и не было рояля. В другом конце коридора, как и на нашей палубе, был ресторан или, я бы сказал, столовая. Здесь тоже всё было скромнее, а в буфете работала полная женщина, одетая в вязаную кофту и без белой крахмальной наколки. Я немного задержался около листочка с меню и про себя отметил, что здесь выбор и цены были другие, попроще и поменьше. Это наводило на мысли, что не всё так плохо в нашем положении.
Наташа, которая была помладше меня, захотела назад к маме. Мы вернулись обратно. Когда мы вошли в каюту, то вещей наших гостей уже не было, а они мирно беседовали с мамой на диване. Папа Наташи, уже спокойный и уверенный в себе мужчина сказал, что всё в порядке и у них есть своя каюта. Она находится по нашему правому борту, но ближе к салону. Он дал дочери ключ и мы с ней пошли смотреть, что это за каюта. Каюта оказалась гораздо больше нашей. Она состояла из двух комнат. Первая была гостиной, а во второй было три кровати. Там же находился умывальник с большим зеркалом над ним и стенной шкаф для одежды. В гостиной был стол, но больше нашего и около него два дивана с неширокими сидениями напротив друг друга. Судя по всему, эта каюта относилась к более высокому классу, чем наша. Видимо в этом была большая заслуга Наташиного папы - Геннадия Ивановича Воропаева, кого-то важного инженера из Ижевска, который серьёзно поговорил с пом. капитана и тот пошел ему навстречу. За нас с мамой заступиться было некому. Наш папа был занят на съемках в далёком Ленинграде. Уже совсем стемнело и мы зажгли свет. Стало совсем по-домашнему уютно. Открылась дверь и пришли Наташины родители. Я пожелал им спокойной ночи и вернулся к маме. Очень хотелось есть. Мы попили чаю с бутербродами и легли спать. Под равномерный шум гребных колёс и покачивание палубы спалось очень хорошо. Ночью мы несколько раз приставали. Сквозь сон я слышал шум и стуки швартовки, кроткие команды по радио, но это не мешало заснуть снова.
Проснулся я рано. Уже рассветало. Стараясь не будить маму, я оделся, умылся и вышел на палубу. Над водной гладью стелился лёгкий туман. Берегов не было видно. Только справа вдалеке над туманом просматривались, идущие в ряд, верхушки высоких деревьев. Пароход шел малым ходом. Колёса крутились почти без обычного шума. Мы приближались, к какой то пристани, потому что на носу работал матрос в бушлате. Он готовил швартовочные концы.
Камское устье
Как-то неожиданно туман расступился и я увидел большой причальный дебаркадер над крышей которого был длинный неширокий плакат с надписью большими голубыми буквами – «Камское устье». Это означало, что Кама уже позади, и мы вышли на Волгу.
Хотелось побежать и, разбудив маму, порадовать её этим событием. Но, поразмыслив, я решил её не беспокоить. Пусть поспит. Она вчера переволновалась и ещё не совсем отошла от морской болезни. Я посмотрел процесс швартовки и ещё раз обошел пароход по верхней палубе. Постоял на правом борту и посмотрел, как восходит солнце. Туман уже рассеялся и, слева от нас, стало видно берега. Правда, в том направлении, где был восход, почти до горизонта берег не просматривался. Водная гладь была довольно широкая. Чуть левее того места, где взошло солнце, угадывалось устье Камы, а вправо за поворот уходила широкая лента Волги. Да! Эта река гораздо шире Камы. Вода в ней другого оттенка – слегка желтоватая, а не тёмная, как в Каме. На воде то тут, то там расходились круги. Это играла проснувшаяся рыба. Местами всплески были довольно сильные. Чувствовалось, что плещется крупная рыба. Во мне проснулся рыбак и я впервые пожалел, что не взял из дома снасти. Рыбалка в этих местах, наверное, хорошая. Отец бы точно не забыл. Но его в момент наших сборов и отплытия уже не было дома. И ещё вопрос – что делать с пойманной рыбой? Не есть же её сырой, а готовить негде. Да! Опять мысленно возвращаюсь к еде. Для того чтобы отвлечься от преследующих меня мыслей о завтраке, решил прогуляться.
Я спустился к выходному трапу и спросил у вахтенного матроса, сколько продлится стоянка. Он ответил, что простоим полчаса и можно сойти на берег, но не далеко. Я воспользовался предложением и вышел на берег Волги. В этом был какой-то символический акт. Я впервые стоял на Волжском берегу, о котором так много слышал от отца. Как жаль, что его не было рядом.
Городок был расположен на высоком берегу и, судя по пристани и выходящим на Волгу домам, был небольшой. От домов доносились крики петухов. На перевёрнутой лодке, подставив лицо утреннему солнцу, сидел пожилой мужчина с блестящей медалью на стареньком пиджаке и курил самокрутку. Около него на лодке лежали две самодельные удочки, а у ног стояло небольшое ведёрко. Поздоровавшись, я не удержался и полюбопытствовал. В ведерке плавали несколько плотвиц и окунь. «Да!» - сказал мужчина – «Не густо сегодня. Раньше было больше». «Когда раньше?» - спросил я. «Когда была Волга!» - сплюнув окурок на песок, ответил рыбак. У меня глаза полезли на лоб - «А это разве не Волга?». «Да какая это, к чертям собачьим, Волга! Это нынче Куйбышевское море. Раньше я рыбу ловил у того берега. И какая была рыба! А где он теперь тот берег? И не видать!» Старик, кряхтя, поднялся и, взяв снасть, не прощаясь, прихрамывая пошел наверх по косогору. Только теперь мне стало ясно, почему у самого берега из воды торчали кусты с листьями, как при наводнении. И почему я не мог определить, куда течение. Его просто не было. Это огромное водохранилище на месте старого русла Волги.
Раздался первый гудок нашего парохода и я поспешил на борт.
Время ещё было, и я прошел по главной палубе. В помещении столовой уже толпился народ. Все обитатели нижней палубы пробуждались рано. Многие из них перемещались на пароходе на небольшие расстояния. Им было важно поесть до того, как они прибудут на свою пристань. Человек, подошедший к концу очереди, ни к кому не обращаясь, сказал как бы себе, но вслух – «Я, пожалуй, пойду в трюм. Там и быстрее и дешевле»
Меня эта фраза заинтересовала и я, подождав, когда он отойдёт, пошел за ним. Пройдя немного по коридору, он свернул и исчез. Когда я дошел до этого места, то увидел крутой трап ведущий вниз. Я осторожно спустился по ребристым металлическим ступеням и оказался в большом трюме. Здесь горели потолочные лампочки в зарешечённых плафонах, а часть света проникала через ряд круглых иллюминаторов в бортах. Всё равно в трюме был полумрак. По потолку бегали солнечные зайчики от волн за бортом. За металлической стеной, отгораживающей трюм от остального корабля, было слышно работу паровой машины. От стены веяло теплом и запахом горячего машинного масла. Большое помещение было заставлено рядами двухэтажных коек, приделанных к полу. На нижних койках сидели люди, по несколько человек на каждой. На верхних полках лежали и спали по одному человеку, но кое-где, по два. Проходы были заставлены разными вещами: мешками, тюками, чемоданами и даже клетками с курами. В помещении было душно, стоял густой неповторимый запах, передать который словами, я не в состоянии. Все разговаривали и, от этого, в ушах был неразборчивый гул. Где-то в углу плакал маленький ребёнок, в другой стороне, похрюкивал поросёнок. Чей-то низкий мужской голос громко ругался матом. Мне всё это напомнило обстановку общего железнодорожного вагона в далёкие времена моего раннего детства, когда была война.
Неподалеку от трапа был прилавок буфета, за которым ворочалась неправдоподобно толстая тётка, с лицом базарной торговки. Она громко переругивалась с пассажирами, стоящими у прилавка и раздавала еду из больших кастрюль, стоящих около неё. Её лицо было мокрым от пота, а руки, с закатными до локтя рукавами, были красными. Ей было очень жарко, за её спиной была горячая стенка машинного отделения. Каждый пассажир подходил к ней со своей посудой и, расплатившись, получал в неё что хотел. От больших кастрюль исходил соблазнительный для меня запах пищи. На стенке в деревянной рамочке за стеклом был вставлен тетрадный листочек с меню. В нём было всего несколько строчек. Ознакомившись с его содержанием, я понял, что мы с мамой спасены. Цены здесь были совсем небольшие, а содержание почти, как наверху, только меньше выбор.
Я быстро вернулся в нашу каюту и доложил проснувшейся маме обстановку. По её лицу я понял, что она была рада, но для порядка мама сначала отчитала меня за долгое отсутствие. Потом она достала кошелёк и вручила мне два рубля со словами – «Выбери, что захочешь, но не увлекайся. У нас впереди ещё, как минимум, пять дней пути». Тут она достала с полочки маленькую алюминиевую кастрюльку, которую купила вчера в магазине Сарапула. Я ещё тогда удивился – «Зачем кастрюлька? если нам нечего в неё положить?» Она стоила два рубля с копейками и была совсем не нужна. Но теперь, я вспомнил папины судки в Свердловске и понял, что тот урок не прошел для мамы даром. Она переняла папин опыт.
Спустившись с кастрюлькой, завернутой в газету, в трюм, я купил три порции гречневой каши (гарнира) и попросил толстую тётку полить это все подливкой от биточков. Она, кажется, совсем не удивилась моей просьбе. Я заплатил за всё это только пятьдесят копеек. С кастрюлькой полной горячей каши, я стремглав взлетел на верхнюю палубу в нашу каюту. Мы сели за наш столик и, впервые за два дня нашего пути, сытно поели. Единственно чем была недовольна мама это тем, что я не купил хлеба. Она всегда всё ела с хлебом и не могла понять, как можно без него. Меня отсутствие хлеба не особенно угнетало. Тем более, что каша с мясной подливкой была на удивление вкусна. Есть пришлось чайными ложечками, так как других у нас не было. После такого завтрака мы с удовольствием попили чаю с плюшкой и повеселели. Мама даже забыла, что её укачивает. Действительно, как говорила стюардесса, еда помогает при морской болезни лучше всякого лекарства.
После такого хорошего завтрака мы с мамой вышли на галерею верхней палубы. Пароход продолжал свой путь вниз по течению Волги. По правому берегу проплывали довольно высокие холмы с крутыми склонами к реке. Обрывистые склоны были какого-то неестественно красноватого цвета. На них был виден город. Проходивший мимо пассажир сказал, что это Тетюши. Мама вспомнила, что наша соседка Мира Фёдоровна рассказывала об этом городе, она там жила когда-то. Напротив Тетюшей Волга стала похожа на обычную, хоть и большую, реку. Берега сблизились и даже, вроде появилось течение, или мне показалось. Просто пароход пошел побыстрее.
К нам подошли наши новые знакомые. Они уже тоже позавтракали и вышли подышать свежим речным воздухом. Настроение у них было прекрасным, не то, что вчера. Геннадий Иванович сказал, что скоро будет Ульяновск и наш пароход простоит в нём достаточно долго. Он предложил сходить на экскурсию по памятным местам, связанным с именем Ленина. Мы согласились. Собственно мы и сами собирались сходить на такую экскурсию, но за компанию конечно интереснее.
Скоро-то скоро, но плыть пришлось ещё часа три. Берега опять разошлись и левый берег опять убежал к горизонту. Но зато правый становился всё выше и выше. Впереди вообще выросли горы. Горы приближались и стало видно, что на них расположен большой город.
Ещё приближаясь к городу, мы увидели на высоком берегу большой памятник Ленину.
Ульяновск
Это и был Ульяновск – родина нашего вождя. У берега стояли три дебаркадера. К одному из них, голубому с белыми колоннами, с плакатом «Ульяновск», развернувшись носом против течения, причалил «РАДИЩЕВ».
Едва мы вышли и поднялись по ступеням наверх, оказалось, что там стоит автобус с экскурсоводом. Экскурсия на автобусе стоила денег, которых у нас с мамой было в обрез. Мы уже было, намеревались прогуляться по городу пешком, но тут появились наши новые знакомые. Наташин папа предложил воспользоваться автобусом и пригласил нас с мамой, купив тут же на всех билеты. Конечно же, мы согласились. Так благодаря великодушию наших попутчиков нам удалось посетить все памятные места. Это, конечно же, были и дом где жила семья Ульяновых и гимназия, где учился маленький Володя и филиал музея Ленина. Но кроме Ленинских мест и памятника на горе (на «Венце», как сказал экскурсовод), мы увидели и узнали ещё много другого об этом городе. Многочисленные памятники известным людям России говорили о богатой истории города, который раньше назывался Симбирск. С высокой горы открывалась великолепная панорама Волги и заволжских далей. Поражали ширина и простор новой преображенной человеком реки. Множество различных кораблей и лодочек бороздили этот простор. Был виден и наш пароход у причала. Пора было возвращаться. Автобус довёз нас до лестницы и мы, преодолев в обратном порядке многочисленные ступени, пришли на свой плавучий дом. Мама, утомлённая автобусной прогулкой, тут же легла, а я пошел в трюм за очередной порцией каши. Пока всё складывалось неплохо. Узнаём много нового и интересного, да и с голода не помрём, пока есть деньги на кашу.
Погудев три раза, «РАДИЩЕВ» отчалил, развернулся и пошел дальше своей дорогой.
Мама, поев, уснула, а я вышел на палубу полюбоваться пейзажем. По правому берегу всё выше начали громоздиться горы. У этих гор, какой то неестественный белый цвет и на них почти нет растительности. По путеводителю выходило, что мы проплываем город Сенгилей. Какое странное, но типично волжское название Сызрань, Самара, Симбирск. От них так и веет стариной.
Я вернулся в каюту. Мама спит и я тоже прилёг отдохнуть. В голове крутились обрывки дневных впечатлений. Мерные мягкие толчки работающей паровой машины действовали успокаивающе и я почти заснул. Но кто-то, проходя по коридору, громко произнёс «Жигули!». Это слово много раз слышанное от отца подбросило меня, как пружиной. Мама тоже проснулась и мы вместе вышли на палубную галерею. Солнце уже садилось. Впереди по ходу громоздились довольно высокие холмы, почти горы. На носовой части галереи собрались почти все пассажиры первого класса. Среди них были те, кто уже плавал в этих краях. На правах знатоков они давали пояснения увиденному. Покрытые густым лесом холмы имели собственные названия: Молодецкий курган, гора Могутная, гора Бахилова… Красота этой картины захватила всех. В увиденной панораме было что-то величественное. Пароход повернул влево и пошел вдоль гряды холмов. Взору всех присутствующих предстала панорама строительства Куйбышевской ГЭС.
